Неточные совпадения
Брат занял для него денег, княгиня посоветовала уехать из Москвы после
свадьбы.
Павел Петрович почти не видался с
братом с тех пор, как тот поселился в деревне:
свадьба Николая Петровича совпала с самыми первыми днями знакомства Павла Петровича с княгиней.
Неделю тому назад, в небольшой приходской церкви, тихо и почти без свидетелей, состоялись две
свадьбы: Аркадия с Катей и Николая Петровича с Фенечкой; а в самый тот день Николай Петрович давал прощальный обед своему
брату, который отправлялся по делам в Москву.
— Ты ехал к себе, в бабушкино гнездо, и не постыдился есть всякую дрянь. С утра пряники! Вот бы Марфеньку туда: и до
свадьбы и до пряников охотница. Да войди сюда, не дичись! — сказала она, обращаясь к двери. — Стыдится, что ты застал ее в утреннем неглиже. Выйди, это не чужой —
брат.
Свадьба Веревкина состоялась в январе, а весной он уехал с Василием Назарычем на прииски. Привалов с
братом Титом жил в Петербурге, где продолжал хлопоты по делу о заводах. Прошло лето, наступила опять зима, и все кругом потонуло в глубоком снегу.
Тихо и важно подвигался «братец», Сенатор и мой отец пошли ему навстречу. Он нес с собою, как носят на
свадьбах и похоронах, обеими руками перед грудью — образ и протяжным голосом, несколько в нос, обратился к
братьям с следующими словами...
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал на
свадьбу, а послал вместо себя жену с
братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
— А за доктора… Значит, сама нашла свою судьбу. И то сказать, баба пробойная, — некогда ей горевать. А я тут встретил ее
брата, Голяшкина. Мы с ним дружки прежде бывали. Ну, он мне все и обсказал.
Свадьба после святок… Что же, доктор маху не дал. У Прасковьи Ивановны свой капитал.
Предупрежденный Симой встретил
брата спокойно, хотя и с затаенной готовностью дать отпор.
Свадьба устраивалась в нагибинском доме, и все переполошились, когда узнали, что едет Галактион, особенно сама невеста, уже одевавшаяся к венцу. Это была типичная старая девица с землистым цветом лица и кислым выражением рта.
— Надо быть, что вышла, — отвечал Макар. — Кучеренко этот ихний прибегал ко мне; он тоже сродственником как-то моим себя почитает и думал, что я очень обрадуюсь ему: ай-мо, батюшка, какой дорогой гость пожаловал; да стану ему угощенье делать; а я вон велел ему заварить кой-каких спиток чайных, дал ему потом гривенник… «Не ходи, говорю,
брат больше ко мне, не-пошто!» Так он болтал тут что-то такое, что свадьба-то была.
Завтра предложение;
свадьбу положили сыграть тихо, по-домашнему; оно,
брат, и лучше по-домашнему-то.
И странное дело, откуда вдруг взялась у нее такая любовь и признательность к своему двоюродному
брату, какой она вовсе не чувствовала до замужства и еще менее, казалось, могла почувствовать после своей
свадьбы?
— А бабушка-то?.. Да она тебе все глаза выцарапает, а меня на поклоны поставит. Вот тебе и на саночках прокатиться… Уж и жисть только наша! Вот Феня Пятова хоть на ярмарку съездила в Ирбит, а мы все сиди да посиди… Только ведь нашему
брату и погулять что в девках; а тут вот погуляй, как цепная собака. Хоть бы ты меня увез, Алешка, что ли… Ей-богу! Устроили бы свадьбу-самокрутку, и вся тут. В Шабалинских скитах старики кого угодно сводом свенчают.
Она разволновалась, так что даже на щеках у нее выступил легкий румянец, и с увлечением говорила о том, будет ли прилично, если она благословит Алешу образом; ведь она старшая сестра и заменяет ему мать; и она все старалась убедить своего печального
брата, что надо сыграть
свадьбу как следует, торжественно и весело, чтобы не осудили люди.
Он уже не спал по целым ночам и все думал о том, как он после
свадьбы встретится в Москве с госпожой, которую в своих письмах к друзьям называл «особой», и как его отец и
брат, люди тяжелые, отнесутся к его женитьбе и к Юлии.
Лебедев. Знаешь что,
брат? Возьми в рот паклю, зажги и дыши на людей. Или еще лучше: возьми свою шапку и поезжай домой. Тут
свадьба, все веселятся, а ты — кра-кра, как ворона. Да, право…
— Полно,
брат! по-латыни-та говорить! Не об этом речь: я слыву хлебосолом, и надобно сегодня поддержать мою славу. Да что наши дамы не едут! Я разослал ко всем соседям приглашения: того и гляди, станут наезжать гости; одному мне не управиться, так сестра бы у меня похозяйничала. А уж на будущей неделе я стал бы у нее хозяйничать, — прибавил Ижорской, потрепав по плечу Рославлева. — Что,
брат, дождался, наконец? Ведь
свадьба твоя решительно в воскресенье?
— Да, я люблю его как мужа сестры моей, как надежду, подпору всего нашего семейства, как родного моего
брата! А тебя почти ненавижу за то, что ты забавляешься его отчаянием. Послушай, Полина! Если ты меня любишь, не откладывай
свадьбы, прошу тебя, мой друг! Назначь ее на будущей неделе.
— Я,
брат, прочитал первое твое послание, — сказал он бесцеремонно… — Философия, Потапыч, и сантименты… И ты чуть не попался этой американке?.. Дураки вы все… Предложили бы мне… Я бы все это сделал просто… Только потребовал бы черную пару на
свадьбу…
На другой день
свадьбы в чайной дома Кураевых происходил следующий разговор, который ключница Максимовна, пользовавшаяся от господ большим доверием за пятнадцатилетние перед ними сплетни на всю остальную
братию, вела с одною ее знакомой торговкою.
— Галок-то сколько!
Свадьба… Вот,
брат Грохало: что есть — лишнее и что — нужное? Никто,
брат, этого не знает точно… Дьякон говорит: «Нужное для людей — лишнее для бога…» Это он, конешно, спьяна. Всякому хочется оправдать свое безобразие… Сколько лишнего народа в городах — страсть! Все пьют, едят, а — чье пойло, чей хлеб? Да… И как это все, откуда явилось?
— Отправляйся же на скотный двор… Смотри,
брат… да чтоб
свадьбу сыграть у меня в нынешнее же воскресенье… Вот еще вздор выдумал, если сирота, так и пренебрегать ею… а?..
— Что,
брат Гришка, — подхватывал Петруха, — якшаться с нами небось не хотел: и такие, мол, и сякие, и на
свадьбу не звал… гнушаться, знать, только твое дело; а вот ведь прикрутили же мы тебя… Погоди-тка! Барин за это небось спасибо не скажет: там,
брат, как раз угостят из двух поленцев яичницей… спину-то растрафаретят…
Настасья Кириловна. Да ведь, дядюшка, давно тоже промеж нас шел разговор об этом, только она все говорила: «Повремените!» — говорит, а теперь вот я шла с Ваничкой, чтобы попросить у бабушки прощенья за давешнее, она встретилась мне на дороге и говорит, что согласна: «
Брату, говорит, оказала, и тот не отсоветывает…» Главное па свадьбу-то теперь ничего не имею… Просила было у протопопицы сто рублей… «Нет, говорит, теперь».
— Это, господин Ферапонтов, вы устроили их
свадьбу, внеся за них в Приказ! Настоящим их посаженым папенькой были, а то без этого господин Бжестовский, вероятно, и до сих пор оставался бы вашим
братом! — говорил полицмейстер, обращаясь то к Иосафу, то к Костыревой.
Николаев. Нет,
брат Иван, коли бы я тебя не любил с детства, я бы ни за что не согласился быть на этой
свадьбе. Только для тебя. Не люблю я этого барина. И что за манера? Два раза ждали, издали — носу не показал. Что это? Жених — и не приехал с родными невесты познакомиться! Что он, пренебрегает нами, что ль?
Из второго класса публика попроще: две сельских учительницы, о. дьякон из Бобыльска, ездивший на
свадьбу к
брату, мелочной торговец из Красного Куста, ветеринарный фельдшер и мелкотравчатые чиновники разных ведомств.
Мы застали их вставшими и в необыкновенно веселом расположении духа.
Брат сам открыл нам двери помещения, взятого им для себя, ко дню
свадьбы, в гостинице, встретил нас весь сияя и покатываясь со смеху.
— Как же! Твой
брат не хотел делать формального предложения, не переговорив еще раз с тобою, но он спешит своей
свадьбой, а ты, как назло, сидел все в своем противном суде. Ждать было невозможно, и они помолвлены.
— Без нашего
брата тут нельзя… — отвечал Федор. — Потому, ускакать надо. Мне вот у тебя на двадцатой
свадьбе доведется быть… Завсегда удавалось, раз только не успели угнать. И колотили же нас тогда… ой-ой! Три недели валялся, насилу отдох. До сих пор знатко осталось, — промолвил он, показывая на широкий рубец на правой скуле… — Отбили, ареды!..
— Ай да Петряй! Клевашный [Проворный, сметливый, разумный.] парень! — говорил молодой лесник, Захаром звали, потряхивая кудрями. — Вот,
брат, уважил так уважил… За этот горох я у тебя, Петряйко, на
свадьбе так нарежусь, что целый день песни играть да плясать не устану.
Теперь, может быть, у
брата на
свадьбе поют и пляшут…
Брат Евпраксии Васильевны был вдов: он потерял жену на второй год после
свадьбы и целых два месяца после того провел в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела роман со студентом.
Распаляем бесами, искони века сего прю со иноки ведущими и на мирские сласти их подвигающими, старец сей, предоставляя приказчикам и доводчикам на крестьянских
свадьбах взимать убрусные алтыны, выводные куницы и хлебы с калачами, иные пошлины с баб и с девок сбирал, за что в пятнадцать лет правления в два раза по жалобным челобитьям крестьян получал от троицкого архимандрита с
братиею памяти с душеполезным увещанием, о еже бы сократил страсти своя и провождал жизнь в трудах, в посте и молитве и никакого бы дурна на соблазн православных чинить не отваживался…
И родных своих по скорости чуждаться стала, не заботили ее неизбывные их недостатки; двух лет не прошло после
свадьбы, как отец с матерью,
брат и сестры отвернулись от разбогатевшей Параши, хоть, выдавая ее за богача, и много надежд возлагали, уповая, что будет она родителям под старость помощница, а бедным
братьям да сестрам всегдашняя пособница.
Зараз двух невест
братья приглядели — а были те девицы меж собой свойственницы, сироты круглые, той и другой по восьмнадцатому годочку только что ми́нуло. Дарья Сергевна шла за Мокея, Олена Петровна за Марку Данилыча. Сосватались в Филипповки; мясоед в том году был короткий, Сретенье в Прощено воскресенье приходилось, а старшему
брату надо было в Астрахань до во́дополи съездить. Решили венчаться на Красну горку, обе
свадьбы справить зáраз в один день.
Нет,
брат, как только женился, после
свадьбы со своею молодою супругой мне первому визит сделал… в моей яме…
Она зажила светскою, совершенно отдельною от него жизнью, а он почувствовал себя, как это бывает в массе современных супружеств, более холостым, нежели до
свадьбы. Он и повел холостую жизнь. Снова начались кутежи и попойки, снова возвратился он к компании своих временно покинутых собутыльников, в числе которых находился и
брат жены, Виктор Гарин, оплакавший было своего потерянного коновода, пошедшего стезей семейного человека.
Пока Елисавета осыпала своего подсудимого ругательствами, Адольф успел прочесть данный ему лоскуток и прочие бумаги, упал со слезами на колена перед распятием, благодарил в несвязных словах Бога за спасение свое и
брата и потом, встав, объявил пастору, что
свадьбе не быть.
Свадьба была в Москве, здесь провели молодые свой медовый месяц. Родные остались для Тони теми же дорогими друзьями, какими были прежде. Она приглашала Крошку Доррит к себе на житье в деревню, но та, пожелав ей всевозможного счастья, не хотела расставаться со своими
братьями и скромной долей, которой лучше не желала. Тони распределила свой денежный капитал, доставшийся ей после смерти ее благодетельницы,
братьям и сестре, только переслала к себе в деревню свой любимый рояль, с которым не могла расстаться.
— Как-то зазорно сказать тебе правду-матку, а надобно сознаться, — отвечал Чурчила. — Я иду не близко, к тому кудеснику, который нанялся быть у нас на
свадьбе. Он говорил мне, что у него есть старший
брат, который может показать мне всю мою судьбу, как на ладони, а мне давно больно хочется узнать ее.
— Род князей Шестовых окончился со смертью моего покойного батюшки, — сурово поглядела она не него, — мои
братья Дмитрий и Александр были князьями только бумагам, первый женился на какой-то польской жидовке, прижил с ней двух дочерей, из которых младшая умерла чуть не накануне своей
свадьбы с каким-то докторишкой, а старшая сослана в каторжную работу за отравление
брата Александра и его третьей жены. Достойная племянница достойных этой смерти дяди и теки.
— Как-то зазорно сказать тебе правду-матку, а надобно сознаться, — отвечал Чурчило. — Я иду не близко, к тому кудеснику, который нанялся быть у нас на
свадьбе. Он говорил мне, что у него есть старший
брат, который может показать мне всю мою судьбу как на ладони, а мне давно хочется узнать ее.
А сам все молодого человека вином поит, и очень его подпоил, так что тот если бы имел в чем проговориться, то наверно бы проговорился; но ничего такого, к счастию, не было, и командир скоро на Анне Николаевне женился, мы все на
свадьбе были и мед-вино пили, а оба корнета — родной
брат и кузен — были даже у невесты шаферами, и ничего не было заметно ни за кем — ни сучка, ни занозочки.
Шатов не счел нужным скрывать ни от кого, что он состоит ее женихом, и многим даже передал обстановку их печального обручения, и то, что покойный князь, за день до его смерти, уведомил своего
брата письмом о предстоящей
свадьбе и что Лидия Дмитриевна тоже написала об этом в письме дяде и сестре.
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что
свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на
брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из-за сочувствия к
брату, Пьер видел в ней радость к тому, что
свадьба ее
брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.